Славься, с ресницами гнутыми, нежная! | Районная газета "Приморские зори"

Этот небольшой рассказ, посвящённый любви и женской красоте в редакцию передал бывший главный редактор газеты «Приморские зори», почётный гражданин Ханкайского района Николай Павлович Нахаев, попросив опубликовать его именно накануне главного женского праздника.

Общежитие и учебные классы Высшей партийной школы (ВПШ) на улице Шаронова в Хабаровске – в одном здании. Из окна комнаты, в которой поселили меня с Мишей Дубрановым, редактором Уссурийской городской газеты «Коммунар», видна площадь.В её конце, напротив, лечебница с буйно помешанными. Около неё на постаменте – статуя вождя мировой революции.Левой рукой, слегка откинутой назад, Ильич как бы показывает на здание с необычными постояльцами и говорит: «За этих я спокоен, а вот за ними,– взгляд и правая рука нацелены на ВПШ, – глаз да глаз нужен!».
Наверное, он прав. За слушателями-очниками постоянно наблюдают проректор, преподаватели, комендант. За нами же, редакторами городских и районных газет, которых периодически, раз в два-три года, собирают на месячные курсы, такого контроля нет. Задача таких курсов напомнить нам о самом святом – принципах советской печати – партийности, идейности, массовости, народности.
Мы слушаем лекции профессоров, участвуем на семинарских занятиях, в деловых играх. Но основная учёба, разумеется, после уроков. Когда собираемся небольшими группами в комнатах. И наша тоже не пустует. Каждый вечер превращается в дискуссионный клуб.
– Сколько будем брать к ужину? – спрашивает, как обычно, кто-нибудь из активистов, и Миша Дубранов неизменно отвечает:
– Как всегда, по перцу на нос!
Тогда в гастрономе тор- говали «стрелецкой» с перцем на этикетке.
Разговор между нами, можно сказать, не прекращается никогда, но после первого тоста становится особенно оживлённым. Анекдоты, интересные, забавные истории. Или уцепимся за какую-то тему и спорим.
Как-то начали говорить о красавицах. И само собой о платонической любви. Вспомнили Платона, Сократа.
– По-моему, так глубоко залазить в древность не стоит, – как бы предостерёг Миша Дубранов.– В читалке университета мне как-то попался на глаза диалог Сократа и Диотимы о платонической любви. Пространные рассуждения. Но чёткого определения платонической любви нет. Ни у самого Платона, ни у Сократа. За него, кстати, Платон и написал диалог.В современных словарях находим более внятное определение платонической любви. Сказано, что она основана на чисто духовном влечении, бесконтактная, визуальная, лишена практических целей. Давайте, мужики, совместными усилиями и выясним, помогает ли она влюблённым, облагораживает их?
– Может, и не помогает и не облагораживает,но хуже нас не делает, – снова вернулся к этой теме Саня Громов. – Я вот до сих пор не могу забыть одну студентку. Конечно, влюбился. Но платонически. Потому и не переживал, не ревновал, не горел, как говорят. Спрашиваете, где и когда? На факультете журналистики, где же ещё. Тогда, в 60-х, все первокурсники – очники и заочники – сдавали машинопись. Пишущие машинки так и стояли на столах в классе.Пока нет лекций, приходи и печатай. И вот, сижу однажды и клепаю потихоньку строчки стихотворения. Только что сочинил. Рядом, окружив один из столов, группа студентов. Спорят о творчестве Хемингуэя. Повести его «Старик и море» разборку устроили.
– У писателя образный язык, – утверждает один из спорщиков. – Помните сравнение паруса с потрёпанным знаменем разбитого в бою полка?
– А важность, актуальность темы! – подбрасывает дежурную мысль другой. – Рыбалка! Кто из нас, мужчин, не увлекался ею!
– О трудности ситуа- ции, героизме не забудьте!
– Всё это правильно,– слышу голос девушки. Уверенно так говорит. – Но, по-моему, надо обратить внимание на непрерывность действия. Писатель всё время держит читателя в напряжении. От текста не оторвёшься, от скуки не заглядываешь в конец книги, чтобы узнать, чем вся эта история кончится.
«Умница! – мысленно соглашаюсь с ней, но взгляд от машинки не отрываю, допечатываю свои вирши. – Словно статью Шукшина «Как я понимаю рассказ» прочла.Он тоже утверждает, что «главное – движения».
Около меня крутится, заглядывая в текст моего творения, второкурсник очного отделения, совсем ещё мальчишечка, Витя Уланов. Видать, моё стихотворение чем-то ему понравилось.
– Вы его для кого написали?
– Да, так, – отвечаю. – Для души.
– Наша группа, – говорит Витя, – выпускает рукописный литературный журнал. Не возражаете, если я покажу его редактору?
Он берёт листок с текстом моего творения и подходит к девушке. Оказывается, к той, слова которой о действии в повести мне понравились. Редактор журнала оказалась не только умна. Она была красавица. Настоящая!
– Люда! – обращается к ней Витя. – А что, если этим стихотворением мы откроем журнал?
Она бегло просматривает текст, бросает равнодушный взгляд на автора, то есть на меня, и так же категорично, как спорила, заключает:
– Нет, поставим после того, который уже заверстали.
И продолжила разговор с оппонентами:
– Почему повесть «Старик и море» оказалась вершиной в творчестве Хемингуэя? – задала им вопрос. –Высокая художественность? Да. Яркость впечатлений, глубина переживаний? Тоже не отнимешь. Но главное, извините, что повторяюсь, – непрерывность,густота действия. Словно атомы в звезде-карлике, в повести всё как бы спрессовано – события в жизни человека, его чувства, изобретательность и усилия в поединке с акулами… На мой взгляд, и в произведениях классиков мировой литературы, как в таких же звёздах-карликах, спрессована мысль, которая остаётся в памяти читателей надолго, можно сказать, навсегда, овладев их умами и чувствами.
Нельзя не согласиться с нею. Но и яркая красота женщины, по моему мнению, тоже сравнима с веществом этих карликовых звёзд. Она как бы впрессовывается в нашу память, остаётся в ней навсегда. Как идеал той красоты, которая восхищает нас, мужчин, завораживает.
Разумеется, судьба стихотворения перестала меня интересовать. Я всё время украдкой смотрел на девушку. Она была из числа тех красавиц, портреты которых печатают на обложках журналов, выбирают в призёры наконкурсах красоты. Высокий лоб, слегка вздёрнутый нос, красиво очерченный рот. Но всё это, как говорится, трафаретные определения.ц Главными были глаза. Их необычный блеск как бы говорил о скрытой энергии, жизненной силе их обладательницы, полноте счастья, бьющей через край. А ресницы, особенно верхних век, как бы загнутые к бровям, делали её голубые глаза широко распахнутыми в мир. Наверное, поэт древности увидел их у одной из красавиц Греции. И, слагая гимн, посвящённый Афродите, обратился к богине любви со словами «Славься, с ресницами гнутыми, нежная!».
Мне, например, не нравится походка нынешних топ-моделей. Ходят по подиуму так, слово зажали между ног мяч и боятся уронить его. Походка Людмилы была особенная. Девушка не шагала, она шествовала. Как богиня, победно, царственно, величаво.
Естественно, все мужики очного и заочного отделений были влюблены в неё. Герой романа Бориса Полевого «На диком бреге» утверждает, что любовь схожа с записью на магнитофонной ленте. Старая, уходя, стирается, новая записывается. Здесь же так не скажешь.Любовь тоже как бы записывалась в нашей памяти.И следы от яркости впечатлений, которые остались после того, когда мы впервые увидели Людмилу Ткачук, оказались глубокими, словно каньоны.Их невозможно было, как глубокие овраги, засыпать. И когда в краевой молодёжной газете появилась о нашей земной богине разгромная статья, в которой автор указывала на грубость, высокомерие Людмилы в общении с однокурсниками, мы, мужчины заочного отделения факультета журналистики, после прочтения этого критического опуса, не изменили своего мнения о красавице, по-прежнему продолжали восхищаться ею.
– Психологи это состояние называют, как эффект бумеранга, – уточняет Миша Дубранов. – Это,когда люди, к которым адресована информация,с неприязнью относятся к человеку, передающему её, и не меняют ранее сложившееся у них мнение о героине статьи. Помню совещание в крайкоме партии, когда нам, редакторам газет, целый час втолковывали, как надо смотреть фильм «Коммунист» о Л.И. Брежневе. Уверен, что никто из нас так и не посмотрел этот фильм. – Да ты рассказывай, Саня, дальше. Извини, что перебил.
– Бывало, в перерыв, после урока, мы, заочники, толпимся в холле, – продолжил Александр рассказ, – и стоит только появиться Людмиле, как всё наше внимание переключается на неё. Снова как бы подпадаем под обаяние её красоты, завидуем тем счастливчикам, к которым из них эта земная богиня подойдёт поговорить или одарит улыбкой. Мы походили на тех стариков, которые, находясь на стене древней Трои, смотрели, восхищаясь, на проходящую мимо них Елену. У них тогда и мысль не возникала обижаться на неё,хотя она и была причиной многих бед, испытаний, выпавших им. Нам же Людмила ничего плохого не сделала… И мы, бывшие студенты-заочники факультета журналистики, помним о ней.Разумеется, не забыл её и я. Иногда, как бы мысленно, говорю с ней. И часто, совершив хороший или плохой поступок, спрашиваю себя: «А что сказала бы об этом она, Людмила? Одобрила? Осудила?»…
Немногим женщинам до глубокой старости удаётся сохранить остатки былой красоты. И хорошо, если это удалосьЛюдмиле Ткачук, чтобы кто-то из мужчин-долгожителей, встретив её, и теперь мог воскликнуть: «Славься, с ресницами гнутыми, нежная!».
К сожалению, сказать такие слова, посвящённые богине, смогут не все, кто знал эту красавицу. Лет тридцать назад проводили мы в последний путь Мишу Дубранова, за ним – Н.П. Мирошниченко, В.С. Семенюту,редакторов районных газет «Рассвет» (Хороль),«Вестник Приграничья» (Пограничный), потерял я из виду и Сашу Громова. На общих снимках слушателей ВПШ, сделанных в 1967–1969 годах, не нахожу в числе здравствующих никого из знакомых мне друзей.

Добавление комментария:

Добавляя комментарий, вы принимаете правила сайта

Администрация сайта не несет ответственности за содержание комментариев пользователей